Ежегодно на Радуницу он, легко или с большими трудностями, как признался сам, добирается в родную деревню – зовет совесть, память о родных, близких и просто земляках.

Вот что он поведал: «Нельзя не сказать несколько слов о самой деревне и кладбище.  Как утверждают исследователи, нашей деревне не менее трех столетий. 300 лет! Такое же старинное и кладбище. Захоронение велось волнообразно, вся территория устлана надмогильными камнями небольшого размера.

Вокруг погоста растет относительно молодой лес. Но рядом сохранились несколько сосен в три обхвата, а одна – прямо между могил. Вот они-то и подтверждают эту древность. За свою жизнь мне довелось побывать на многих кладбищах Крупского района, но ни на одном из них я не видел такого: территория как бы обведена земляным валом, рядом с ним – неглубокий и неширокий ров, из которого брали песок. У дороги правый угол вала представляет собой прямой угол, вала здесь нет. Это вход на территорию. Получается, что ров защищает вал от подмывания водой, вал защищает место захоронения. И удивительно, что ни одного захоронения не произведено за границами.

Заглянем на несколько мгновений за вал. По прямой метров в десяти от края – могильный ряд из пяти захоронений. Начинается он могилой моего отца Максима Алексеевича Радкевича, дата захоронения – октябрь 1942 года. Чуть правее – скромная могилка сестры моей матери, Елизаветы Петровны, – Марфы Петровны Макаревич и пятерых ее деток: Пети (10 лет), Лёни (7 лет), Зины (5 лет), Коли (3 года), Кати (1 год). Дальше по прямой скромный бугорок, где похоронен отец моей матери – Никипоронок Пётр, а дальше два ее брата –  Иван и Елисей. Значительно позже, в конце 60-х, мой двоюродный брат, Илья Николаевич Никипоронок, похоронил рядом с ними своего отца, Николая Петровича, участника и инвалида войны, прошедшего фашистский плен, иссеченного пулями и осколками.

По всей территории кладбища – могилы расстрелянных земляков.

…Однако вернемся в 1942 год. Вооруженные до зубов фашисты появились в деревне внезапно. Они приехали на повозках, чувствовали себя хозяевами. Расселились по домам. В нашу хату, невзрачную и небольшую, пришли два новых «хозяина». Надо отметить, что у фашистов неплохо работала разведка – они уже знали, что население связано с партизанами, что Макаревич Алексей Сидорович находился в партизанском отряде. Враги объявили, чтобы все мужчины пришли на собрание. Тетю Марфу и ее деток забрали сразу, поставив условие: придет мужик – семью отпустят.

Собравшихся под конвоем провели в ток (холодная постройка для сушки и обмолота зерна) Никипоронка Иосифа и Юльки (единственной в селе еврейки, ее прятали жители и ей удалось спастись).

Вокруг тока на ночь были поставлены пулеметы и часовые. Утром мужчин заставили рыть яму размером 2,5 на 2,5 метра. Все догадались, зачем. Пленников выводили по одному, подводили к яме, звучал выстрел. Торопились… Вдруг раздалась пулеметная очередь. Это случилось тогда, когда двое мужчин выскочили на луг и рванули в строну кустов, находящихся метрах в ста от ямы. Это были братья Радкевичи – Никита и Вильям. Видно, ночью договорились о побеге: а вдруг повезет. Не повезло… Пулеметная очередь догнала и сразила бег­лецов. Их притащили к месту общей расправы.

Вскоре казнь была завершена. Скорбная тишина повисла над деревней. К исходу дня уцелевшие жители узнали: ранен подросток Николай Артемович Радкевич. Он стоял на крыльце своего дома и наблюдал за происходящим. Когда фашисты открыли огонь по убегавшим, пуля зацепила его за левое плечо. Так и ходил он после войны с этой заметной раной, затянутой тонкой кожицей, летом мы видели это, когда купались. Вскоре после войны он куда-то исчез и я его больше не видел.

…Вновь появились в нашей хате «квартиранты», они были в хорошем настроении. Принесли пчелиную рамку с сотами, выдранную из чьего-то улья. Мать рассказывала мне, что фашист намазал медом скибочку хлеба и подал мне. Но я злобно отвернулся, будто понимал все случившееся. Мне не было тогда и трех лет.

Удивительно, это ж надо было найти в себе силу воли, выдержку, чтобы терпеть в своей хате убийц мужа, родственников, односельчан! Мать раз за разом тяжело вздыхала. Один из фашистов начал дразнить, повторяя ее вздохи. А потом он обратил внимание на икону с изображением Иисуса Христа. Икона была небольшого размера с вмонтированными по углам пластинами  из желтого металла с отверстием посередине.  Именно этот металл привлек внимание убийцы. Видимо, он принял его за золото. Фашист снял икону, взял нож и намеревался разъединить рамку. Мать, рискуя жизнью, бросилась к нему и стала умолять не трогать икону и, как могла, старалась объяснить, что это не золото. Фашист как будто понял просьбу матери и оставил икону. Мать схватила ее, прижала к груди и отошла в сторону.

Ночь прошла в кошмарном угаре. Люди, оставшиеся в живых, боялись выходить из хат, ведь в деревне еще были душегубы. Вскоре они уехали, оставив кровавый след в душах людей.

Один за другим стали появляться на улице обезумевшие от горя люди. Это были матери, овдовевшие жены, осиротевшие дети. Решили раскопать яму, достать из нее погибших и похоронить на кладбище. Работали целый день. Переодеть покойных не было во что, никто не ждал смерть. Мать рассказывала, что отец погиб от пули, вошедшей в голову чуть выше левого глаза и разворотившей при выходе весь затылок. Другие говорили, что на телах покойных не было следов от пуль. Можно предположить, что это были дети, задыхавшиеся мучительно и долго. О гробах не велось и речи. Во-первых, не было кому их делать, во-вторых, не было материала. Поэтому вдовы искали в хозяйстве любые доски, приспосабливали их в яме, прикрывали тела как-то и заканчивали ритуал.

P.S. В моем сознании очень поздно появилась мысль о том, чтобы как-то увековечить память о невинно погибших земляках. Но, говорят, лучше позже, чем никогда. И я начал действовать. Узнал, что сначала надо составить списки погибших, потом согласовать их, потом…

Я знал, что список погибших составлял раньше меня уроженец нашей деревни, известный поэт Василий Степанович Макаревич. Там было около 80 человек. Я же занялся этой проблемой в 70-е годы. Старшее поколение уходило и уходило, помощи ждать было не от кого. В моем списке только 44 человека. Но главное было в том, что работа пошла, хоть встречался и бюрократизм. Сегодня надо сказать спасибо тогдашнему руководству ТБЗ «Туршовка» за материальную поддержку замысла. Все-таки маленький, скромный постаментик стоит сегодня на месте трагедии. И очень важно, а это я видел своими глазами, что память жива и в душах молодого поколения. В деревне была свадьба, женился ее уроженец Никифоренко Владимир Сергеевич. И вот молодожены с букетами прошли по деревне, повернули к речке, возложили цветы к памятнику.

Значит, память жива! Она передается из поколения в поколение!

Николай РАДКЕВИЧ, д. Купленка.