– Я родилась в 1940 году в селе Великий Бор Хойникского района Гомельской области. И естественно, события военного времени помню мало. Когда наша семья была вывезена на принудительные работы в Германию, мне было всего два с половиной года. Но родители часто с подробностями вспоминали происходившее. А потому знаю, как это было. И да – я это пережила.

Отец Тамары Александровны был железнодорожником, а потому в самом начале Великой Отечественной войны не подлежал мобилизации. Народным комиссариатом путей сообщения было принято решение, чтобы все сотрудники включились в решение первоочередных вопросов организации работы в военных условиях. Приказом от 23 июня предусматривалось первоочередное продвижение воинских эшелонов и транспортов, максимальное использование пропускной способности линий, обеспечение четкой работы станций.

– А когда стало понятно, что враг уже близко и мужчин-железнодорожников все-таки призвали на фронт, то добраться до части не получилось, – продолжает Тамара Александровна. – Состав, в котором ехал отец вместе с другими солдатами, попал под бомбежку возле станции Калинковичи. В итоге все разбежались по лесам и болотам, и наш отец вернулся домой. Семья у нас к тому времени была немаленькая. С нами жила бабушка (мать отца), было трое детей – мал мала, и еще четвертым мама была беременна.

Маленькая Тамара на тот момент была средней среди детворы. Ее брат был на 2,5 года старше, а сестра младше на год. И еще мальчишка был на подходе. Так что можно представить, насколько тревожно и нелегко в то время было их родителям.

– Мать моя практически всегда была дома, – рассказывает наша собеседница. – А отец ходил в лес, где ставил силки на зайцев и выращивал просо на пропитание. И дважды за это едва не лишился жизни. Однажды его в болоте случайным образом чуть не подстрелили немцы или полицаи. А во второй раз преследователи даже проследили путь домой. Но когда нашли отца в кладовой, то отправили на вырубку деревьев вдоль железнодорожных путей. Рассказывал, что сразу кричали на него «партизан», а затем был приказ стать в шеренгу с другими мужчинами. Отправили работать. Отец считал, что ему тогда крупно повезло вернуться. Мы еще не знали, что самое сложное испытание нашу семью и односельчан ожидало впереди.

Каратели вошли в село 3 июня 1943 года. В день православного праздника Вознесения Господнего. Было раннее утро. Коров только выгоняли на пастбища. Немцы сказали всем собраться на центральной площади. И люди стали догадываться, что добром это вряд ли закончится.

– Населению приказали грузить лучшие свои вещи на подводы и обозом выдвигаться в сторону станции Василевичи. Это был большой железнодорожный узел в 30 километрах от нашего села. А тем, у кого нет подвод и кто самостоятельно идти не мог по причине проблем со здоровьем, из-за возраста, было указание вернуться с вещами в центр. Этим людям обещали доставку автотранспортом.

Бабушка Тамары также хотела воспользоваться этой «возможностью», но отец (ее сын) усадил мать на подводу и они семьей направились в обоз. Только стали выезжать за околицу, как услышали крики и увидели дым. Всех, кто вернулся, закрыли и сожгли заживо. Выжившие старались не оборачиваться…

Приведем цифры. Накануне войны в селе Великий Бор Хойникского района насчитывалось 420 дворов и проживало 1 800 жителей. В июне 1943 оккупанты сожгли 265 жителей (похоронены в могиле жертв фашизма около школы) и 262 двора. 118 жителей погибли на фронте.

– Говорят, что было очень страшно, – отмечает Тамара Александровна. – Когда ехали в обозе, то одна женщина призналась, что тоже шла с вещами к «автотранспорту». Но один из немцев развернул ее. Жестами пояснил, что не больная – дойдешь до поезда сама. Так что он ее, можно сказать, тогда спас. А дальше нас погрузили в поезд и повезли в Германию. Как долго ехали, не помню. Позже всех стали распределять на работу к панам. Мы тоже попали в какую-­то семью.

Тамара Александровна знает одно: родители в Германии на панов работали с утра и до позднего вечера. А за детьми присматривала ее родная бабушка. Она была как бы няней.

– Почему-то один из эпизодов того времени у меня все-таки врезался в память. Мы с детворой сидели в своей комнате под лавкой и со страхом ожидали, что должен кто-то войти. Полы там были деревянные, желтые, чистые. Такой же желтый деревянный стол. И вот вошел немец с вилами в руках и что-то бросил на стол… У нас же были только одни мысли, как бы он нас этими вилами не заколол. Но не тронул, вышел.

У панов семья жила в сезон сельхозработ. А на зиму их отправили в аэропорт, где также работы было много. Отца семья почти не видела, приходил только на ночь. А мать там работала на кухне, чистила картошку.

– И еще я запомнила завывание сирен, когда начиналась бомбежка аэропорта. Помню, как отовсюду неслось немецкое «Алярм!» Я тогда не знала, что обозначает это слово. Уже в школе на уроках немецкого языка пояснили, что это предупреждение о боевой тревоге. А когда где-то год назад я смотрела фильм о том, как бомбили Чехословакию, и услышала ту самую сирену и это самое «алярм», сердце прямо замерло от тревоги и слезы сами сабою накатились на глаза. Все-таки как нам тогда было страшно… Это чувство не стерлось даже спустя десятилетия.

Там, в Германии умерла младшая сестричка Тамары. И самый младший братик, который родился в войну, не пережил дорогу возвращения на Гомельщину после освобождения. Заболел, и его тоже не стало. Из четырех детей в семье осталось только двое – героиня нашего рассказа и ее старший брат. Что они чувствовали в то время?.. Как переживали трагические моменты?.. Никакими словами этого не передать.

– Благо, что я была еще маленькая, – говорит Тамара Александровна. – Многого не понимала. А вот дорогу домой, реку Эльбу, а потом голодные послевоенные годы – это те моменты, которые я уже помню хоть и отрывочными моментами, но достаточно ярко. Вернулись мы в село – а его нет! Люди селились в землянках. Отец пошел снова работать на железную дорогу, и нам выделили барак. Отстроились мы в Великом Бору только в 1950-м. Там родители и жили до 1986-го. Пока не случился Чернобыль…

Но это уже другая история – трагическая и больная, как никогда не заживающая рана. Село Великий Бор подлежало эвакуации. 7 мая 1986 года его жители снова снимались с нажитых подворий и уезжали в «неизвестность». И снова было страшно и обидно до слез.

– Я была к тому моменту уже взрослым, состоявшимся человеком. У самой были дети. Трое. Я в полной мере тогда прочувствовала, как же сложно переживать – не столько за свою жизнь, тревожиться за жизни и здоворье тех, кого любишь всей душой. Пускай эти чувства, пережитые нашими родителями и нами, впредь никогда не возвращаются и не обостряются. Пускай завтра всегда будет только добрым!